Молданадо прижался носом к смотровому стеклу, глядя на пятерых мужчин, выстроенных для обозрения в линейку.
— Так мне ничего не разглядеть. Нельзя ли им податься немного влево?
Уайти щелкнул выключателем на пульте перед собой и сказал в микрофон:
— Всем испытуемым повернуться влево.
Пятеро мужчин повиновались.
Молданадо оперся ладонями о стекло и прищурил глаза.
— Второй. Это мог быть он. Может он выступить вперед?
— Второй номер? — переспросил Шон.
Молданадо оглянулся на него и кивнул.
Вторым номером в линейке был наркоделец Скотт Пейснер, обычно работавший в графстве Норфолк.
— Второй номер, — со вздохом распорядился Уайти, — два шага вперед.
Скотт Пейснер был мал ростом, бородат и толстоват; на лбу его были залысины — видимо, облысение шло быстро. На Дейва Бойла он смахивал не больше, чем Уайти. Второй повернулся анфас, подошел к стеклу, и Молданадо сказал:
— Да, да. Вот этого парня я видел!
— Вы уверены?
— На девяносто пять процентов, — сказал Молданадо. — Знаете, было темно, а парковочная площадка не освещена. А потом, ведь я был под мухой. Но все равно я почти уверен, что это он.
— В показаниях бороду вы не упомянули, — заметил Шон.
— Нет, но вот теперь я думаю... да, борода была... может быть.
— А кто-нибудь еще в линейке не похож на того парня? — спросил Уайти.
— Да вовсе нет, — сказал Молданадо. — Даже близко ничего похожего. А кто они — тоже полицейские?
Уайти склонился к пульту и шепнул:
— Черт меня дернул затевать все это!
Молданадо перевел взгляд на Шона:
— Что? Что?
Шон пропустил его в дверь.
— Спасибо, что пришли, мистер Молданадо. Мы свяжемся с вами.
— Но я все сделал как надо? Я помог?
— Конечно, — сказал Уайти. — Вам будет выдан почетный значок.
Шон улыбнулся Молданадо, кивнул и захлопнул за ним дверь, едва тот ступил за порог.
— Свидетеля нет, — сказал Шон.
— Да уж.
— Свидетельство о машине судом принято не будет.
— Мне это известно.
Шон смотрел, как Дейв рукой прикрывает глаза от солнца и щурится. Выглядел он так, словно не спал месяц.
— Хватит, сержант.
Отвернувшись от своего микрофона, Уайти поглядел на него. Он тоже теперь выглядел утомленным, белки глаз его были красны.
— К черту, — сказал он. — Отпустите его на все четыре стороны.
Селеста сидела у окна в кафетерии «Нейт и Нэнси» на Бакинхем-авеню напротив дома Джимми Маркуса и увидела, как Джимми и Вэл, оставив машину в полуквартале дальше по улице, направились к дому.
Если она собирается это сделать, действительно сделать, ей сейчас надо встать со стула и подойти к ним. Она встала на дрожащих ногах, сильно ушибив руку о край стола. Поглядела на ушиб. Рука тоже дрожала, кожу у большого пальца саднило. Она поднесла руку к губам, потом направилась к двери. Она все еще не была уверена, что сможет это сделать, выговорить слова, заготовленные утром в мотеле. Она решила рассказать Джимми только то, что знает — подробности поведения Дейва, начиная с воскресного утра, без всяких выводов и предположений. К выводам пусть приходит сам. Без измазанной кровью одежды, в которой Дейв заявился домой в ту ночь, обращаться в полицию бессмысленно. Так говорила она себе. Говорила, потому что сомневалась, что полиция сможет ее защитить. Все равно ей придется жить здесь, по соседству, а единственное, что может защитить от опасного соседства, — это сами соседи. И если она расскажет все Джимми, то не только он сам, но также и Сэвиджи смогут окружить ее как бы крепостным рвом, который Дейв не осмелится штурмовать. Она оказалась в дверях, когда Джимми и Вэл уже подошли к ступенькам переднего крыльца. Она замахала саднящей рукой и выбежала на улицу, зовя Джимми, понимая, что выглядит как помешанная: волосы растрепаны, глаза вспухли, зрачки расширены от страха.
— Эй, Джимми, Вэл!
Они оглянулись, стоя уже на нижней ступеньке, и увидели ее. По лицу Джимми скользнула легкая озадаченная улыбка, и она в который раз подумала, как чудесно он улыбается милой открытой улыбкой и что улыбка его ясная, ненатянутая и искренняя. Она словно говорит: «Я твой друг, Селеста. Чем мне помочь тебе?»
Она ступила к ним на тротуар, и Вэл чмокнул ее в щеку:
— Привет, кузиночка!
— Привет, Вэл.
Джимми тоже коснулся ее губами, и этот поцелуй, насквозь пронзив ее плоть, дрожал теперь где-то в глубине горла.
Он сказал:
— Аннабет утром искала тебя. Не смогла тебя застать нигде — ни дома, ни на работе.
Селеста кивнула:
— Я была в... — Она отвела взгляд от замершего в заинтересованном ожидании Вэла, не спускавшего с нее глаз. — Джимми, могу я секундочку с тобой поговорить?
— Конечно, — сказал Джимми, опять улыбнувшись все той же озадаченной улыбкой. Он повернулся к Вэлу: — Попозже об этом поговорим, ладно?
— Конечно. До скорого, кузиночка!
— Спасибо, Вэл.
Вэл пошел в дом, а Джимми, сев на третью ступеньку, посторонился, освобождая Селесте место рядом с собой.
Она сидела, укладывая поудобнее на коленях больную руку, стараясь подобрать слова. Джимми посмотрел на нее, подождал, а потом, видно, понял ее состояние, что что-то мешает ей начать разговор.
Как бы невзначай он сказал:
— Знаешь, что я тут на днях вспоминал?
Селеста покачала головой.
— Было это возле старой эстакады над Сидней-стрит. Помнишь, как мы взбирались туда, глядели кино, которое шло в парке, покуривали в свое удовольствие?
Селеста улыбнулась:
— Ты тогда ухаживал за...
— О, не вспоминай!
— Джессикой Латцен. И она ходила с нами — она, ее буйный кавалер и я с Утёнком Купером.