Джимми припарковался и пошел по потрескавшемуся гудрону парковочной площадки к Мистик-ривер, неся на картонном подносе кофе в чашечках и кулек пончиков. Наверху, на металлических пролетах моста громыхали автомобили, а Кейти склонилась над водой, и с ней был Простой Рей Харрис, и оба они вглядывались в речную воду. Дейв Бойл тоже был здесь, а рука его распухла так, что стала похожа на боксерскую перчатку. Дейв сидел в провисшем шезлонге рядом с Селестой и Аннабет. Рот Селесты прикрывал какой-то намордник на молнии, а Аннабет курила две сигареты разом. На этих троих были темные очки, и на Джимми они не глядели. Они глядели вверх, на переплет моста, с видом полнейшей безучастности — дескать, будем вам очень признательны, если вы оставите нас в покое в наших шезлонгах.
Джимми поставил кофе и пончики перед Кейти и тоже склонился над водой, как она и Простой Рей.
В воде он видел свое отражение, как и отражение их обоих, и увидел, что они обернулись к нему, а в зубах Рея зажата большая рыбина, которая еще трепыхается.
Кейти сказала:
— Я уронила в реку платье.
Джимми сказал:
— Не могу его разглядеть.
Рыбина, вырвавшись у Рея изо рта, плюхнулась обратно в реку и теперь плавала на поверхности, бултыхая хвостом.
Кейти сказала:
— Она достанет платье. Это рыба-охотник.
— А по вкусу напоминает курятину, — заметил Рей.
Джимми чувствовал теплую руку Кейти у себя на спине, а потом Рей положил свою ладонь ему на затылок, а Кейти сказала:
— А почему бы и тебе, папа, не поохотиться за ним?
И они потащили его к самой воде. Джимми увидел черную глубину и приподнимающуюся ему навстречу рыбью морду и понял, что сейчас утонет. Он разинул рот, чтобы закричать, и рыба запрыгнула прямо вовнутрь, перекрыв ему кислород, а вода была черная, как деготь, когда лицо его погрузилось в воду.
Он открыл глаза и, повернувшись, увидел на часах шестнадцать минут восьмого, а ведь он даже не помнит, когда лег. И все же, наверное, он лег, если сейчас он в постели, и рядом спит Аннабет, и за окном лучезарное утро, а у Джимми через час с небольшим назначена встреча — ему предстоит выбирать надгробие, и Простой Рей Харрис и Мистик-ривер стучатся у его дверей.
Главная гарантия успешного допроса — это выиграть побольше времени до того, как подозреваемый потребует себе адвоката. Закоренелые преступники — мошенники, бандиты, гангстеры, групповые насильники — обычно с ходу требуют защиты своих интересов. Можно попытаться их немного запутать или попугать до прихода адвоката, но обычно рассчитывать с ними можно только на вещественные доказательства. Шону редко удавалось на допросах разговорить таких крутых парней — их допрашивай не допрашивай, толку не будет.
А вот с добропорядочными гражданами или впервые оступившимися основная работа — это допрос. Именно так раскрыл Шон случай с «дорожной яростью», до сих пор одно из самых удачных его дел. Произошло это возле Миддлсекса. Вечером парень направлялся домой, и ни с того ни с сего на скорости восемьдесят миль в час соскочило его правое переднее колесо. Соскочило и покатилось поперек дороги. Его «сав» перевернулся раз девять или десять, и водитель Эдвин Гурка погиб на месте.
Оказывается, на обеих передних его колесах болтались крепежные гайки. Поэтому все шло к непредумышленному убийству, это еще в лучшем случае, потому что, по общему мнению, виноват был какой-нибудь оплошавший с перепоя механик, тем более что Шон вместе со своим напарником Адольфом выяснили, что погибший за несколько недель до катастрофы менял шины. Но в бардачке у жертвы Шон нашел клочок бумаги с наскоро нацарапанным на нем автомобильным номером, и находка эта его беспокоила; он провел номер через компьютер и заполучил фамилию Алана Барнса. Он заявился в дом к Барнсу и осведомился у парня, открывшего ему дверь, не он ли Алан Барнс. Парень, дико разволновавшись, сказал:
— Да, а в чем дело? — И Шон, весь напружинившись, произнес:
— Я бы хотел обсудить с вами, почему некоторые крепежные гайки на колесах разбалтываются.
Парень сломался сразу, еще в дверях, и рассказал Шону, что хотел лишь самую малость попортить ту машину, попутать немного ее хозяина, разозлить его, как разозлился он сам, когда тот стал подсекать его при въезде в туннель возле аэропорта. В результате парень, рассвирепев, что отстал и пропустил назначенную встречу, выследил дом, где жил этот Эдвин Гурка, и, дождавшись, когда тот лег и погасил в доме свет, принялся за дело с этими втулками.
Люди глупы. Они убивают друг друга по глупейшим причинам, а убив, не бегут — словно ждут, когда же их схватят. Они уверяют суд, что невиновны, дав следователю полное признание за своей собственноручной подписью. Ясное понимание людской глупости — лучшее оружие полицейского. Пусть говорят. При малейшей возможности. Пусть сбрасывают с себя груз вины в то время, как ты потчуешь их кофе и крутятся кассеты магнитофона.
А когда наконец они попросят адвоката — а обычный подследственный почти всегда в конце концов его просит, — надо нахмурить брови и осведомиться, уверены ли они, что именно присутствие адвоката поможет делу, и пусть по комнате пробежит легкий холодок, чтобы дать им почувствовать, что уж лучше сохранить дружбу следователя и его расположение, и тогда, может статься, они успеют рассказать еще что-нибудь, пока не прибыл адвокат и не нарушил царящую в комнате идиллию.
Но Дейв адвоката не попросил. Ни разу. Он сидел на стуле, спинка которого прогибалась, если откинуться на нее чуть сильнее; сидел испитой, раздраженный и негодующий, особенно на Шона, но вовсе не испуганный и не нервничающий, и Шон видел, что и до Уайти это начинает доходить.