Мистик-ривер - Страница 96

У Селесты вырвалось:

— Да?

Дейв поставил банку с пивом и рассмеялся. Он опять задрал ноги и, повалившись на диванные подушки, все хохотал, хохотал... Его просто корчило — каждый вдох превращался в новый раскат хохота. Он смеялся так бурно, что из глаз его текли слезы, а грудь и плечи тряслись и ходили ходуном.

— Я... я... я...

Он не мог ничего выговорить. Волны смеха перекатывались через него, подступая к горлу, вырывались наружу — и опять, и опять... Слезы теперь лились ручьем, текли по щекам прямо в разверстый рот, пенились на губах.

Селеста знала одно: никогда еще ей не было так страшно.

— Ха-ха — Генри, — наконец произнес он, когда смех начал утихать, переходя в фырканье. — Генри, — сказал он. — Генри и Джордж, Селеста. Так их звали. Ну разве не забавно? Джордж, смею тебя уверить, был прелюбопытный тип, зато Генри был просто негодяй!

— О чем это ты?

— Генри и Джордж, — весело продолжал он. — Я говорю о Генри и Джордже. Они взяли меня покататься. И катали четыре дня. И прятали меня в погребе, где я спал на каменном полу в вонючем, проеденном крысами спальном мешке. И, ей-богу, Селеста, они уж там потешились. Никто не пришел на выручку старине Дейву. И Дейву оставалось только притвориться, что все это происходит не с ним, а с кем-то другим. Пришлось так развить воображение, чтобы можно было раздвоиться. Что он и сделал. Дейв умер, черт возьми. А паренек, который выбрался из этого погреба — уж не знаю, кто это был, — вообще-то это я, но ясно как день, что это был не Дейв. Дейв умер.

Селеста онемела. За восемь лет Дейв ни разу не заговаривал о том, что с ним случилось и о чем было всем известно. Говорил только, что играл с Шоном и Джимми и его похитили, а он убежал — и на этом разговор заканчивался. Ни разу она не слышала от него имен похитителей. Ни разу он не упоминал о спальном мешке. Ничего этого она не знала. Казалось, что в этот момент происходит пробуждение от иллюзий их семейной жизни и невольно, против их желания, они остаются лицом к лицу со всеми разумными обоснованиями и полуправдами, потаенными страстями и сокровенными "я", на которых все строилось. Чтобы смотреть, как все рушится под ударами ошеломляющей правды, что никогда-то по-настоящему они друг друга не знали, а только надеялись когда-нибудь узнать.

— Дело в том, Селеста, — сказал Дейв, — что все это очень похоже на то, что я говорил тебе про вампиров. По существу, все это — одно. Одна и та же проклятая штука.

— Какая «проклятая штука»? — прошептала она.

— То, что это не исчезает, не выходит наружу, а, раз попав, сидит в тебе.

Взгляд его был устремлен на кофейный столик, и ей показалось, что, разговаривая с ней, он успокаивается.

Она прикоснулась к его плечу:

— Что «не выходит наружу», Дейв? Что «сидит в тебе»?

Дейв покосился на ее руку с таким видом, словно еще секунда — и он с рычаньем вонзит в нее зубы и оторвет ее от запястья.

— Я больше не доверяю своему разуму, Селеста. Предупреждаю тебя: я себе не доверяю.

Она убрала руку — в том месте, каким рука касалась Дейва, кожу жгло и покалывало.

Дейв поднялся, пошатываясь. Склонив голову к плечу, он взглянул на нее, как будто не совсем понимал, кто она такая и как попала сюда, на краешек дивана. Потом посмотрел на экран, где Джеймс Вудс стрелял из арбалета прямо в грудь какому-то типу, и прошептал:

— Раздраконь их всех, Охотник! Раздраконь!

С пьяной ухмылкой он опять повернулся к Селесте:

— Я собираюсь прогуляться.

— Хорошо, — сказала она.

— Прогуляться и подумать.

— Ага, — сказала Селеста, — конечно.

— Если я сумею уложить все это в моей голове, то все наладится. Но просто надо уложить это в голове.

Селеста не спросила, какое «это» он имеет в виду.

— Ну, тогда привет, — сказал он, идя к входной двери. Он открыл дверь и ступил за порог, и тут же она увидела его руку на косяке — голова его просунулась в комнату.

Не входя обратно, но склонив голову к плечу и внимательно глядя на нее, он сказал:

— Между прочим, о мусоре я позаботился.

— Что?

— Мусорный пакет, — сказал он. — Тот самый, куда ты положила мою одежду и прочее, помнишь? Я еще раньше вынес его и выбросил.

— А-а, — сказала она, чувствуя, что ее сейчас вырвет.

— Итак, до скорого, — сказал он.

— Ага, — сказала она, когда голова его опять вынырнула наружу, на лестницу. — Увидимся.

Она слушала его шаги — как он спускается вниз по лестнице. Вот заскрипела дверь парадного и Дейв вышел на крыльцо, вот он спустился по ступенькам. Она подошла к лесенке наверх, ведущей в комнату Майкла, и послушала, как мерно он дышит во сне. Потом она пошла в ванную, и там ее вырвало.

* * *

Он не смог найти место, где Селеста поставила машину. Иногда, особенно в снегопад, приходится проехать кварталов восемь, прежде чем найдешь место для парковки, так что, судя по всему, Селеста могла поставить машину и у Стрелки, хотя неподалеку он углядел кое-какие свободные места. Ну да ладно. По всей вероятности, он слишком разбит, чтобы садиться за руль. Может быть, хорошая долгая прогулка пешком проветрит ему мозги.

Он направился по Кресент к Бакинхем-авеню и свернул налево, недоумевая, с какого такого перепугу он попытался объяснить что-то Селесте. Господи, он ведь даже имена назвал — Генри и Джордж! И вервольфов упоминал — что-то кричал про них. Черт.

А теперь все подтвердилось: полиция подозревает его. Они будут начеку. Нечего и думать о Шоне как о друге детских лет. Дружба их давно в прошлом, и Дейву даже припомнилось, что и в детстве Шон его раздражал, и он понимал, чем именно: ощущением своей привилегированности, эдакой уверенностью, что он всегда прав, как у всех этих ребят, которым повезло — а что это, как не везение? — иметь обоих родителей, и хороший дом, и красивую одежду, и все, что нужно для спорта.